«УЛУГ-ХЕМСКИЕ» БОГИНИ: ПО СЛЕДАМ РАСКОПОК АЛЕКСАНДРА ДАНИЛОВИЧА ГРАЧА.

«УЛУГ-ХЕМСКИЕ» БОГИНИ: ПО СЛЕДАМ РАСКОПОК АЛЕКСАНДРА ДАНИЛОВИЧА ГРАЧА.

5 июля 2018 года исполнилось бы 90 лет Александру Даниловичу Грачу (1928–1981) – выдающему исследователю древних и средневековых культур Южной Сибири и Центральной Азии. Перу ученого принадлежит несколько сотен статей и две монографии об археологии и древней истории Тувы, Хакасии и Монголии.

Александр Данилович рано ушел из жизни и не смог выполнить научную обработку всех археологических материалов полевых исследований в Туве. К таковым относятся материалы могильника Эйлиг-Хем III (Улуг-Хорум) – уникального некрополя времен упадка власти кыргызского ажо (кагана) в X–XI вв. н.э. Мемориал был исследован ученым летом 1965 года, и находился недалеко от сумона Эйлиг-Хем Улуг-Хемского кожууна Республики Тыва. Памятник включал 10 объектов – 4 кургана с трупосожжениями, такое же количество поминальных выкладок, а также две оградки со стеллами. На поверхности стел были высечены рунические надписи, по которым было установлено, что два кургана – №№ 3 и 4 – были «именными» (весьма редкий случай в археологии Сибири и Центральной Азии!) и относятся к воинам кыргызского ажо, Багыру и Кара-Йашу.

Только спустя 33 года после раскопок вышла в свет коллективная монография под заголовком «Енисейские кыргызы в Центре Тувы» (1998), которая ввела в научный оборот почти все материалы памятника. Важно отметить, что она вышла в год 70-летия со дня рождения исследователя, в 1998 году.

Хотелось бы ознакомить широкую публику с наиболее впечатляющими археологическими находками Александра Грача из памятника – тремя художественно обработанными бронзовыми бляхами, набором декоративного характера конского снаряжения (всего их в фондах хранится 3 единицы, см. фото и прорисовку), обнаруженных под каменной наброской богатого по материалам кургана № 4 – погребения кыргызского воина Кара-Йаша.

Эти находки некогда украшали оголовье коня, образуя великолепный по красоте «ансамбль». Два небольших по размеру предмета являются декоративными накладками, одна массивная – Т-видная бляха-распределитель ремня. На момент обнаружения бляхи были сильно расплюснуты, имели разрывы и следы воздействия огня. Вероятно, такое состояние вещей – ритуальная порча – было регламентом погребального обряда, в целях защиты от грабителей или, возможно, злых духов. К слову, такое отношение к вещам конского снаряжения широко фиксируется у разных древних и средневековых культур и даже встречается у некоторых современных кочевых народов.

Декор этих предметов представляет собой атипичный для степного раннесредневекового искусства сюжет, на лицевой части всех предметов изображены одиночные и парные орнито-антропоморфные персонажи, трактованные в позе адорации, т.е. представлены в молитвенной позе. Рассмотрим находки по отдельности, поскольку предметы отличаются по общей конфигурации и, самое главное, фигурам-адорантам.

Первый предмет – Т-видная бляха-распределитель (фото 1, рис. 1). Конструктивно состоит из четырех деталей: трех лопастей и полусферического выступа, расположенного на перекрестии лопастей. На обороте сделаны выступы-шпеньки (всего их 6), загнутые под углом 90 градусов или в виде петли. На лицевой части бляхи – на лопастях и центральном полусферическом выступе – изображения орнито-антропоморфных существ, сделанные в технике невысокого рельефа и повернутых в анфас. Фигуры на лопастях стандартны, изображают орнито-антропоморфных персонажей в позе адорации: на поднятых руках над трехпалой ладонью каждого персонажа изображен трехлистная пальметта или плод. На голове у фигур имеется сложный головной убор в виде биволютной короны; лица отмечены тонкой линией рта, глаз и носа. На корпусе ниже «толстой» шеи образов едва заметной линией показаны полные груди, изогнутые слегка дугой. Нижние конечности всех фигур отличаются: персонаж на вертикальной лопасти завершен в виде раздвоенного «языка» или пальметты, боковые – в виде птичьего хвоста, конец изогнут в виде крючка. Фигуры обрамляют S-видные завитки и узоры в виде полупальметт. На полусферическом выступе Т-видной бляхи образы менее четкие – это четыре изображения антропоморфных персонажей в позе адорации, расположенные по кругу. В отличие от орнито-антропоморфных персонажей на лопастях, где фигуры представлены полностью, здесь они условно «поясные», т.е. показаны только верхняя часть корпуса. Четко различаются детали двух адорантов из четырех – антропоморфные персонажи с поднятыми в вверх руками, кисти рук заканчиваются в виде кружка или полуовала. Головы образов венчают биволютные короны; лица отмечены контуром глаз, носа и рта.

Второй предмет – бляха-накладка выпукло-вогнутой формы, с фигурным краем (фото 2, рис. 2). На обороте – выступы-шпеньки (всего их 4), загнутые под некоторым углом. Лицевая часть бляхи украшено парным изображением орнито-антропоморфных существ, выпоненных в технике невысокого рельефа. Образы показаны в анфас и трактованы в позе адорации. На поднятых руках над трехпалой ладонью каждого персонажа изображены трилистники или плоды. На голове у образов имеется сложный головной убор в виде биволютной короны; лицо четко отмечено линией рта, носа и глаз. Ниже шеи – корпус с изображением грудей, слегка изогнутых в виде дуги. Нижние конечности завершены в виде пальметты. Фигуры обрамляют рельефные S-видные завитки и узоры в виде полупальметт.

И наконец, третий предмет – накладной наконечник ремня выпукло-вогнутой формы, с фигурным краем (фото 3, рис. 3). На обороте – выступы-шпеньки (всего их 3): два шпенька находящиеся на основании бляхи имеют, закрепленную пластину-фиксатор, один – в центре конца накладки загнут под некоторым углом. Лицевая часть бляхи украшена изображением антропоморфного существа, выпоненного в технике невысокого рельефа. Образ показан в анфас и трактован в позе адорации. Кисти рук персонажа завершены в виде трилистника или плода. На голове у фигуры имеется сложный головной убор в виде биволютной короны; лицо четко отмечено линией рта, носа и глаз. Ниже шеи – корпус с изображением грудей, слегка изогнутых в виде дуги. Нижние конечности завершены в виде пальметты. Фигуру обрамляют рельефные S-видные завитки и узоры в виде полупальметт.

Литература по интерпретации этих образов на предметах весьма обширна. Мнение исследователей на вопрос – кто эти персонажи – разделилось. Представим здесь кратко два утвердившихся в науке мнения специалистов по средневековой археологии Южной Сибири и Центральной Азии, с одной стороны, Д.Г. Савинова и Г.В. Длужневской, с другой – Г.Г. Король.

Д.Г. Савинов и Г.В. Длужневская полагают, что фигуры могут являться изображениями неких синкретичных мифических персонажей, и предположительно относятся к буддийской иконографии. Аналогией этим изображениям они находят в так называемых лировидных подвесках пояса одного погребений Хойцегорского могильника (Западное Забайкалье, административная территория совр. Республики Бурятия), датируемая несколько раньше эйлиг-хемских блях – IX – X вв. н.э. Также указывалось, что образы на бляхах, – видимо, своеобразное культурное приобретение в ходе завоевательных походов на территории, где «желтая» религия приобрела большую популярность, определенно это районы Восточного Туркестана, Китая, и, разумеется, область расселения злейших врагов енисейских кыргызов – уйгуров, где буддизм являлся религией высших сановников. В силу этого в ряде памятников енисейских кыргызов появляются буддийские мотивы и образы и, главным образом, в эпитафиях. «Все это вместе – заключают исследователи, – свидетельствует об определенном синкретизме в области не только материальной, но и духовной культуры енисейских кыргызов».

Несколько по-иному интерпретирует фигуры Г.Г. Король. Характерные короны на головах персонажей, поза адорации, наличие некоторых фито/орнитоморфных черт – все эти признаки говорят, по мнению данного специалиста, что перед нами персонажи не буддийской иконографии, а эклектичный образ великой богини тюркомонгольских народов – Умай. Это доказывается Г.Г. Король целой системой ассоциаций, укажем некоторые из них.

По мифологическим представлениям богиня Умай – богиня плодородия. Это ярко иллюстрируется с изображением трилистника, который держат персонажи на бляхах. А головной убор в виде короны указывает на возможную охранительную функцию образов, что неудивительно, ведь образы представлены на снаряжении, по всей видимости, боевого коня батыра Кара-Йаша. Еще в связи с охранительной функцией можно сказать, что образ Умай могла дать удачу и покровительствовать в сражениях, в доказательство чего, приводятся изречения из памятников орхоно-енисейской рунической письменности, где воины обращаются к ней, как к наставнице.

Еще отдельно, представляя мнение Г.Г. Король, можно отметить, безусловно, интересные иконографические ассоциации исследователя, не связанные, с указанным выше мифологическими представлениями тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая. Анализ фигур позволил ей соотнести изображения на бляхах с образом змееногой богини скифов – родоначальницы этого древнего народа, богини Апи, нереид из подвигов Геракла, коптской иконографией Египта, а также со славянскими берегинями-русалками. Нереиды, в частности, отмечает исследователь, изображены обнаженными по пояс, с отмеченными грудями, подобно фигурам из Эйлиг-Хема. Еще выраженная орнитоморфность «улуг-хемских богинь», может быть по происхождению, с одной стороны, относиться не к мифологии тюркских народов, а фольклору древних самодийцев, которые бесспорно входили в состав кыргызского каганата и/или, с другой стороны, отголоском древней иранской мифологии (всплывают из памяти, собака-птица Сэнмурв-Паскудж времен Ахеменидской державы), представители которой проживали до тюркских народов на территории Южной Сибири и Центральной Азии в III – I тыс. до н.э.

Резюмируя сказанное, можно прийти к тому, что эти два мнения специалистов имеют место существовать. Взрывообразный рост материалов, фиксируемый в последнее время, естественным образом, может значительно скорректировать утвердившиеся представления, поскольку археология как любая другая наука всегда движется вперед, семимильными шагами. В связи с этим необходимо отметить, что находки все еще представляют научный интерес с точки зрения мультидисциплинарных изысканий. В частности, насущная задача – анализ блях на состав металла, по которым можно установить характер исходного сырья и предположительное место производства предметов, которая, к слову, остается большой загадкой для широкого круга специалистов по средневековой археологии Великого пояса степей.

И наконец, заканчивая настоящий краткий научно-популярный очерк, в целом можно однозначно сказать, что памятник Эйлиг-Хем III (Улуг-Хорум) навсегда вписал имя Александра Даниловича Грача отечественную историческую науку, как крупнейшего специалиста по археологии Южной Сибири и Центральной Азии. Также автору этих строк точно известно, что простой народ Тувы будет помнить не одно поколение имя этого замечательного исследователя, искренне любившего этот далекий суровый край «голубых рек».

 

Литература, с которой можно ознакомиться подробно по рассмотренным находкам:

  1. Грач А.Д., Савинов Д.Г., Длужневская Г.В. Енисейские кыргызы в центре Тувы (Эйлиг-Хем III как источник по средневековой истории Тувы) – М.: «Фундамента-Пресс», 1998. – 84 с.
  2. Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. Очерки. – М., Кемерово: «Кузбассвузиздат», 2008. – 332 с. (Труды САИПИ. Вып. V).
  3. Король Г.Г. Енисейская богиня мать (образцы декора раннесредневековой торевтики малых форм) // Тропою тысячелетий: К юбилею М.А. Дэвлет – Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. – С. 147-156.

 

вр. и. о. хранителя фонда «Археология»

К.М. Монгуш